«По ту сторону границы – процветающий Китай, а по эту сторону, где рубят лес, избы разваливающиеся». Такими словами спикер СФ описывает ситуацию в Сибири, которая является основным поставщиком леса в Китай, но зарабатывают на этом бандиты. Как остановить незаконную вырубку леса и поможет ли в этом мораторий на торговлю с Китаем?
Заявление главы Минприроды Дмитрия Кобылкина о возможных ограничениях продажи российской древесины в Китай выглядит косвенным признанием системного кризиса в отечественном лесном хозяйстве. Несмотря на попытки декриминализации отрасли и ограничения на вывоз необработанной древесины, именно сырье с минимальной обработкой, отправляемое за границу в том числе по серым и черным схемам, на протяжении многих лет остается основным экспортным продуктом российского лесхоза.
«Эта ржавчина разъела всех»
«Если мы в ближайшее время не наведем порядок, со стороны в том числе Китая, мы закроем полностью экспорт в Китай древесины», – сообщил Дмитрий Кобылкин на минувшей неделе в ходе правительственного часа в Совете Федерации. Так он ответил на вопрос о мерах борьбы с «черными лесорубами». По словам главы Минприроды, эта идея возникла у него в ходе дискуссии с министром правительства Китая. «Лицо его изменилось настолько, что я не ожидал. Для них это тяжелая проблема», – добавил Кобылкин.
Наличие серьезных проблем в лесной отрасли признала и спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко, не так давно посещавшая Забайкалье – один из ключевых регионов, экспортирующих лес в Китай. «Эта сфера настолько криминализованной и коррупциогенной стала, что уже эта ржавчина разъела всех!.. Я коллегам приводила пример – Забайкальский край. По ту сторону границы – процветающий Китай, с новыми домами, инфраструктурой, а по эту сторону, где рубят лес, избы наклоненные, разваливающиеся и люди живут в тяжелейших условиях», – заявила Матвиенко. Она предложила дать Дмитрию Кобылкину полгода на подготовку «программы жестких, серьезных мер».
Под пристальным вниманием сенаторов окажется и заместитель министра, руководитель Федерального агентства лесного хозяйства Иван Валентик. У него, по словам спикера Совета Федерации, «уже счетчик пошел, ему меньше осталось». Судя по всему, Матвиенко имела в виду июльский «разбор полетов», когда после возвращения из Забайкалья она посоветовала Валентику вместо отпуска «пройтись по лесным регионам».
Высокий уровень криминализации в российской лесной отрасли не является секретом, но точных количественных данных о том, каков масштаб проблемы, нет. Доля «черных лесорубов» оценивается экспертами в широком диапазоне от 0,8% до 40% от общего объема древесины, отмечал вице-премьер российского правительства Алексей Гордеев во время августовской встречи с президентом Союза лесопромышленников и лесоэкспортёров Мироном Тацюном.
Если исходить из данных природоохранных организаций, то ситуация в отрасли совершенно ужасающая. По оценкам Всемирного фонда дикой природы России и Всемирного банка, до 20% древесины, заготавливаемой в России, имеет незаконное происхождение. А долю «черных лесорубов» в экспорте дуба в Китай некоммерческая международная организация «Агентство экологических расследований» несколько лет назад определяла в 50–75%. Гигантский объем теневого сектора лесозаготовок признавал и предшественник Дмитрия Кобылкина во главе Минприроды Сергей Донской, покинувший пост министра в мае. По итогам 2014–2016 годов он оценивал совокупный ущерб от деятельности «черных лесорубов» в 30,8 млрд рублей – за этот период было зафиксировано в общей сложности 52,4 тысячи случаев незаконных рубок общим объемом в 4,1 млн кубометров древесины. Для сравнения: официальный объем экспорта российской необработанной древесины в 2016 году составил 20,7 млн кубометров, из которых 12,8 млн кубометров отправилось в Китай.
Тяжкое бремя монопсонии
КНР неизменно остается основным потребителем российской древесины и пиломатериалов на протяжении уже почти двух десятилетий. В прошлом году доля Китая в российском экспорте по группе товаров «Древесина и изделия из нее; древесный уголь» составляла почти 41%, второе и третье места с большим отставанием (по 5,8%) поделили Финляндия и Япония. С точки зрения экономической теории, такую ситуацию можно охарактеризовать понятием «монопсония» – рынок, на котором доминирует один покупатель. Особенно выраженный характер она имеет в сегменте необработанной древесины: здесь доля Китая в российском экспорте в прошлом году достигла почти 80%.
Первоначально Китай импортировал из России главным образом именно необработанное сырье – с 1995 до 2004 года объем вывоза леса-кругляка вырос почти в 50 раз, до 16,9 млн кубометров. В 2007 году тарифы на вывоз необработанной древесины из России выросли с 6,5% до 20%, а в 2008 году увеличились до 25%. Но объем экспорта необработанных лесоматериалов в Китай в последние несколько лет, по данным таможенной статистики, стабильно превышает миллиард долларов в год или порядка 30–40% в общем экспорте в КНР по группе товаров «Древесина и изделия из нее». В целом в 2013–2017 годах экспорт лесопромышленной продукции из России в Китай вырос примерно на 42%, с 2,23 до 3,16 млрд долларов, однако доля товаров с высокой добавленной стоимостью – фанеры, деревянной тары, инструментов и прочих изделий из древесины – неизменно микроскопична. В группе обработанных лесоматериалов основной статьей, экспортируемой из России в Китай, являются «лесоматериалы хвойные, распиленные или расколотые вдоль», то есть различные полуфабрикаты типа бруса, досок и т.д.
Впрочем, для Китая степень зависимости от России тоже достаточно высока – доля поставок РФ в китайском импорте леса оценивается примерно в 30%, а идущим следом США и Канаде принадлежит по 10%. Поэтому российские власти уже не раз предлагали китайцам инвестировать в восстановление леса на территории России. В апреле прошлого года Сергей Донской говорил, что азиатские инвесторы, работающие в Китае и Индонезии, могут вложить порядка миллиарда долларов в лесные плантации – площадки, где специально выращиваются древесные породы.
Этот же вопрос поднял недавно на встрече с китайским коллегой и Дмитрий Кобылкин, причем первая инициатива принадлежала именно министру КНР – в качестве реакции на возможное закрытие экспорта. «Он задал мне вопрос: а чем мы можем помочь, чтобы не ужесточать вывоз древесины? – сообщил Кобылкин сенаторам. – Я сказал: давайте просто построим 10-15-20 семеноводческих комплексов на территории России за ваши деньги. Вам нужен лес – восстанавливайте нам лес. Он ответил: это, безусловно, обсуждаемая тема, вернусь с этим обратно».
Популярное решение
Последняя инициатива руководителя российского Минприроды не слишком устроила Валентину Матвиенко. «Ответ не принимается, – прокомментировала она выступление Дмитрия Кобылкина. – Поверьте, ни Китай, никто нам не поможет, если мы у себя внутри не наведем порядок... Не навести порядок в стране на таможне, на границе, не запретить незаконный вывоз леса, незаконную вырубку – это расписаться в беспомощности».
Но у предложения ограничить экспорт российского леса в Китай среди законодателей сразу нашлись сторонники.
«Оно не просто реалистично – оно необходимо, – считает Михаил Щапов, депутат Госдумы от Иркутской области (в этом регионе фиксируется наибольший объем незаконных рубок леса). – Как минимум нужен полный запрет вывоза необработанного кругляка и древесины с низким уровнем обработки (пиловочной доски, например). Дмитрий Николаевич Кобылкин очень спокойно говорит о ситуации, тогда как она критическая. Мы один из крупнейших держателей такого ресурса, как древесина, и при этом не в состоянии им распорядиться. У нас забирают большую часть этого ресурса, оставляя нам копейки и экологические проблемы. Возможно, в такой ситуации действительно стоит пойти на жесткие меры, запретить вывоз, чтобы добиться передела этого рынка в свою пользу. Такое было в истории неоднократно. Здесь не стоит бояться отказа Китая от нашего леса. Мы, с одной стороны, и так получаем от него минимальный доход. С другой стороны, лес пойдет на внутренний рынок, начнет закрывать потребности нашей промышленности и наших граждан, что тоже является положительным эффектом. А пока я часто слышу от своих земляков, что купить нормальную доску на строительном рынке в Иркутске невозможно».
По словам Щапова, те экспортеры леса, которые занимаются вывозом кругляка и простейшего пиломатериала, конечно, понесут ущерб при ограничении экспорта, но следует учесть, что для общества и государства больший ущерб наносит сама их деятельность.
«Они почти не платят налоги, оставляют после себя замусоренный лес, горы опилок, что приводит к колоссальному экологическому ущербу и возникновению лесных пожаров, – отмечает депутат. – Экспорт необработанной древесины приносит огромные прибыли. Затраты минимальные, налоги, как правило, не платятся, производственный цикл очень быстрый, деньги оборачиваются быстрее, чем при глубокой переработке. Получил участок леса, нанял бригаду, напилил несколько вагонов или составов, быстро продал, получил прибыль, тут же ее вложил в новую лесосеку. Не нужны инвестиции в производство, в обучение сотрудников и т.д.».
Решение о приостановке экспорта леса из России в Китай теоретически возможно, хотя обе стороны постараются не доводить ситуацию до таких последствий, и, скорее всего, какое-то компромиссное соглашение будет достигнуто, полагает российский китаист Георгий Кочешков. По его мнению, ограничение экспорта возможно в двух вариантах. Мягкий – приостановка экспорта только необработанной древесины.
«В таком случае последствия будут не очень значительными, так как примерно две трети экспорта нашей древесины в Китай составляют лесоматериалы минимальной обработки и только треть – совсем не обработанная. Фактически это будет мера, больше рассчитанная на общественное мнение внутри России», – полагает эксперт. Если же будет принят жесткий вариант – приостановка всего экспорта древесины, включая минимально обработанные лесоматериалы, то в краткосрочной перспективе он будет неприятен для обеих сторон. Причем для Китая, возможно, даже более невыгоден, так как КНР находится под торговым давлением США из-за торговой войны.
Слепое управление
Заявление Дмитрия Кобылкина больше похоже на эмоции – объем экспорта российской необработанной древесины в Китай таков, что в случае запрета его невозможно быстро переориентировать на другие страны или отправить на переработку, отмечает управляющий партнер компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисей Фурщик. Но в любом случае, добавляет он, в указанном министром направлении нужно двигаться, просто делать это постепенно. «Российская деревообрабатывающая промышленность нуждается в модернизации, чтобы повысить ее эффективность и конкурентоспособность; кроме того, требуется увеличение мощностей переработки. Но пока экономические стимулы недостаточно сильны, чтобы предприятия пошли на такие инвестиции. Кроме того, Китай неформально защищает своих переработчиков, создавая препятствия для поставок готовой продукции», – рассуждает эксперт.
Сегодня, полагает Михаил Щапов, нужно сосредоточиться на максимальной налоговой отдаче от лесной отрасли, а полученные средства уже направлять на восстановление лесосеки. «У нас микроскопическая налоговая отдача: десятки компаний показывают нулевые налоги при том, что пилят и вывозят лес, не платят ни налог на прибыль, ни НДФЛ, – характеризует ситуацию в отрасли депутат Госдумы. – Такое ощущение, что у них деревья сами запрыгивают в составы и уезжают, ведь если нет НДФЛ, то нет и сотрудников, которые работают на заготовке. Сотни компаний показывают налоговую отдачу меньше 50 рублей с кубометра, тогда как на рынке куб необработанного леса стоит от 3 тысяч рублей и выше. Это исчезающе малая нагрузка на отрасль».
Сегодня эту проблему, добавляет Щапов, как-то пытаются решить власти регионов. Но в реальности требуется скоординированная федеральная политика: «Лесоустройство в стране последние 15–20 лет проводилось из рук вон плохо – на него федеральный центр просто не выделял денег. В результате в моей Иркутской области, например, в большинстве лесничеств материалы по лесоустройству давно неактуальны – им по десять и более лет. То есть управление лесами ведется вслепую. А если мы не знаем, чего и сколько у нас есть, то как понять, сколько украли?»
Последнюю проблему правительство намерено решать с помощью внедрения в лесное хозяйство системы ЕГАИС, хорошо зарекомендовавшей себя в алкогольной отрасли, также некогда известной высочайшим уровнем криминализации. Правоотношения с участием предприятий в части сделки с древесиной на стадии вывоза из леса в настоящее время подлежат обязательному учету в системе «ЕГАИС Лес». Однако, как не раз выяснялось в ходе мониторингов ОНФ, в значительной части случаев при проведении контрольных закупок данные о древесине и пиломатериалах в системе полностью отсутствовали.
«Скорее всего, это связано с коррупцией – есть же конкретные чиновники, которые должны добиваться внесения данных в систему, – предполагает Михаил Щапов. – Но есть и другой фактор. ЕГАИС хорошо работает, когда есть производство. Например, в алкогольной отрасли есть завод и его сложно скрыть от проверяющих органов. А как вы найдете бригаду лесорубов в лесу? Пока вы их ищете, определяете местоположение, высылаете туда проверяющих, потом правоохранительные органы, они просто перебираются на другую деляну. Поэтому и нужно прекратить вывоз кругляка и стимулировать производство, потому что как только весь лес пойдет на переработку, то как минимум усилится контроль за потоком древесины».